ЗАЗЕРКАЛЬЕ Мы встречи не ждем И друг друга не слышим Среди разговоров Случайных и праздных Мы помним и любим Мы верим и дышим В мирах параллельных В субстанциях разных И прожитых лет Обрываются звенья И льются дожди И беснуется вьюга А ты - в Зазеркалье В ином измерении И нам никогда Не увидеть друг друга * * * Все меняется: чисел значенье, Рек теченье, движенье планет. В этом будничном круговращении Ничего постоянного нет. Гаснут звезды, границы стираются, Города рассыпаются в прах. Мы - полночного мира скитальцы, Как слепые блуждаем впотьмах. И смиряясь навек с неизбежностью, С тем, что мы называем судьбой, Смотрим в небо с любовью и нежностью На вечерний закат грозовой. * * * Сгорало дотла воспаленное лето. Был день, как бумага, бел. Качалась земля, и полнилось небо Звоном хрустальных стрел. Внизу тополя задыхались от зноя, Витринное пело стекло. И падала в руки горячая хвоя, И время сквозь пальцы текло. И плыли над миром, над болью и былью, Откуда-то издалека, Зеленых стрекоз слюдяные крылья И розовые облака. * * * Вижу во сне глаза Твои Имя Твое твержу как молитву * * * +и воздух наполненный светом молитвой мольбою и криком запекшейся крови как выдох как выход из темного омута ночи за сумрак границ охраняемых бдительной стражей * * * То птицей на крыльях кружиться в божественной выси не чувствуя тела среди облаков невесомых то падать на дно как жар раскаленного утра в преддверии боли колени Твои обнимая Минуты считать в напряженном молчании и пить эту влагу сухими губами к губам прикасаясь словно собирая пыльцу нагих небес позолоту * * * В блеске электрических молний в пене сбившихся простыней раскинувшись сонно манит нежной россыпью родинок розовых вкрапленных в белый бисквит ключиц и предплечий сверкающей раной той что как влажное солнце ПРИЗНАНИЕ Ты - ткань огня и сумрака стена Тугих небес натянутые нити Бездонная ночная пелена И солнце воспаленное в зените Доверчивость ресниц и кротость век Прохлада простыней и сна прикосновенье Гуденье пчел в садах и первый снег И весен бесшабашное цветенье Листвы переплетенной кружева Над головой Рассветы и закаты Дремотных трав упругих тетива И грома отдаленного раскаты Озноб и грохот проливных дождей По мостовым и радуг коромысла В круговороте безмятежных дней Исполненных гармонии и смысла Ты кораблей бумажных паруса В ручьях звенящих Фонарей мерцанье И утренних трамваев голоса И площадей застывшее молчанье Ты - даль иной неведомой земли Плоды ее наполненные соком Ты - облако плывущее вдали В прозрачном небе чистом и высоком Ты - небо в брызгах солнца столько лет Хранящее тепло и гомон птичий Ты - стая птиц летящая на свет Ты - жизнь сама Не счесть твоих обличий * * * Звоню с другого конца земли, из-за океана, с этого света на тот, из рассвета в ночь, из поздней осени в лето, из сегодняшнего дня во вчерашний. Чтобы услышать ломкий и хрупкий голос Твой в телефонной трубке. * * * Легко ступает ногами босыми по влажной траве по искрящимся лужам улыбаясь летнему дню июньскому солнцу и теплому ветру Ее волосы пахнут дождем и далекими островами расположенными в юго-западной части Тихого Океана * * * согласно закону ньютона или какого-нибудь там джоуля-ленца мы с тобой взаимно отталкиваемся друг от друга как две слишком положительно заряженные частицы * * * Резко поднявшись нарушив молчанье предметов равновесие земли и неба воды и огня хлопнув дверью уходишь нервной походкой все дальше и дальше исчезая в пространстве в сумерках ночи в толпе и вот уже совсем не видна но еще долго за тобой тянется шлейф сожалений обид и привычек * * * Вкус осени горек, Как дым от сжигаемых листьев, Как горечь внезапной утраты, Как запах полыни. Бездомные птицы Снуют в остывающем небе, Навеки прощаясь С насиженным счастьем, С оскоминой лета, С любовью. Подняв воротник, Наблюдая за самосожженьем Природы, Сквозь призму тумана, Сквозь ржавую сеть листопада, Вдоль мертвых аллей, По вороху воспоминаний, По высохшим листьям Идти, Про себя повторяя: Вкус осени горек * * * Уходим, оставляя мутной мгле свои мечты, обиды и сомненья. Останки слов не преданных земле, дома, любимых и стихотворенья. Уходим, оставляя за собой лишь лисий след петляющий проворно в ночной степи, несобранные камни, сожженный Рим, разрушенную Трою * * * Рождались на свет летними днями. Росли. Играли в войну. Взрослели. Пели песни. Шутили. Смеялись. Пили вино. Любили женщин. В тесных вагонах ехали молча. К мерзлой земле прижимались губами. Бежали. Хрипели. Падали навзничь. Запрокинув головы и раскинув руки. * * * Когда, как тень, вползает в дом беда, Все изменяя раз и навсегда, Когда в глазах кружится потолок, Когда земля уходит из-под ног, Из дома выйти. В сумерки. В метель. Туда, где ветер двери рвет с петель. Идти напропалую, напрямик, В глухом пальто, уткнувшись в воротник. То медленно, то, ускоряя шаг, бегом, Хватая воздух судорожным ртом. Как с головою в омут, в петлю, в бой, Не видя ничего перед собой, Не глядя на прохожих и дома, Не думая, чтоб не сойти с ума. ГАРМОНИЯ И небо, далеко, на сотни верст, сияющее россыпями звезд, и звезды в целлулоидной слюде, как льдинки, отраженные в воде, и море, изменяющее цвет от темно-бирюзового до свет- ло-голубого, и земля, и птиц полет, и парус корабля - все существует издревле и вновь в гармонии по имени Любовь! * * * Обломки потерпевшей крушение веры, выброшены на берег. Сушим на солнце промокшую от слез одежду. Собираем в песке остатки здравого смысла. Ищем в прибрежных камнях устриц причин и следствий. Дышим на чуть теплые угли, стараясь разжечь угасающий огонь нежности. * * * Окруженный периметром стен квадратными метрами приватизированной жилплощади четырьмя углами отдельной комнаты расположенной внутри панельной многоэтажки стоящей в центре большого города углами заставленными старинной мебелью сервантами шкафами буфетами забитыми до краев дорогим фарфором столовым серебром и непрочитанными книгами цветами на подоконниках шелковыми гардинами коврами ручной работы торшерами хрустальными вазами моющимися обоями часами отсчитывающими твое время зеркалами отражающими твой внутренний мир всегда включенным телевизором телефоном звонящим в три часа ночи коллекцией редких бабочек терракотовыми идолами на полках бытовыми электроприборами стереосистемой hi-fi - привычными предметами знающими свое место мечтами воспоминаниями письмами умерших друзей прошлогодними поздравительными открытками альбомами со старыми фотографиями картинами знакомых художников видом из окна ограниченным фасадом соседнего дома улицей в час пик наполненной движением гудящих автомашин выхлопными газами снующими пешеходами задыхающийся под этим свинцовым небом от пыли поднятой фалангами Александра Македонского легионами Цезаря ордами Батыя и Тамерлана связанный по рукам и ногам петлей бульваров паутиной проспектов кольцевой автодорогой цепями гор границами государств часовыми и климатическими поясами сетью меридианов и параллелей привычками убеждениями предрассудками обязательствами долгами верой в богов в справедливость в светлое будущее временем и пространством любовью нескольких женщин Кто тебя предал? * * * Сочащиеся сумерки из пор Пустынных улиц. Фонари, и те, Бессильны в этой схватке. Старый двор Почти неузнаваем в темноте, Заполнившей вселенную на треть, Где кольца дыма и вина глоток - Как средство впасть в анабиоз, и лишь Сощурен глаз, пытаясь рассмотреть Над головой нависший потолок, Фактуру стен и очертанье крыш, На фоне прохудившихся небес, Торгующих дождем из-под полы. И шлепая по лужам, под навес Спешит прохожий. Сдвинуты столы Ночных кафе. И ливень льет в окно И превращает в хлябь земную твердь. Ты с этой непогодой заодно. И сердце камнем падает на дно Колодца, чье название не смерть Еще, но боль. И за окном темно, Как в омуте. И легче умереть. КАЙ С глазами полными слез, с осколками разбитого зеркала в сердце кровоточащем от боли, сложить из крохотных льдинок холодное слово: ВЕЧНОСТЬ. ДЕТСТВО Плеск занавесок. Балконная дверь приоткрыта слегка. Тикают тихо и мерно часы на буфете. Отцовская комната с запахом солнца и табака. Книги на полках и блики на теплом паркете. Медленно стелется, тянется в прошлое нить: С братом играем в детей капитана Гранта. Утлый парусник из пластилина и нужно доплыть, Несмотря на пиратов и шторм, от трюмо до серванта. С улицы ветром доносит гуденье машин, голоса Соседей внизу, разговоры, смешки, пересуды. Отец на работе, до матча "Динамо" - "Спартак" полчаса. Мама привычно гремит на кухне посудой. Мир удивительно мал, словно глобус, и весь, Как на ладони, и все же, просторен безмерно. Там за окном суетящийся город, а здесь Шум океана, фрегаты и книги Жюль Верна. * * * Над желтой осокой висит стрекоза, Кузнечик играет на виолончели. До самого неба взлетают качели, Заходится дух, и смеются глаза. Подернута рябью вода и как фон, Высокие сосны и, скрипом уключин, Разбуженный, утренний воздух, и включен На полную громкость магнитофон. Песчаная отмель в фонтане из брызг: Купание - детский и девичий визг. Травинки, сорванные на бегу И гулкое эхо на том берегу. Давно пролетевшее лето, пора Каникул, мальчишечьи игры, занозы И ссадины. Стелется дым от костра. И в небе бездонном стрижи и стрекозы. ЛЕТО Идти по рыжему пляжу, погружаясь по щиколотки в горячий песок, обжигая подошвы. Войти в ледяную воду, чтобы замерло сердце, чтобы скулы свело от восторга. Вдыхать полной грудью просмоленный воздух, подставляя загорелое тело теплому ветру и солнцу. Лежать без движения и смотреть на обнаженных женщин. * * * Богиня, девочка, царица, Подруга ветреного лета. Она бежит, что б раствориться В сиянье солнечного света. Стать лавром, олеандром, птицей, Свирелью - тростником согретым Губами Пана, превратиться В морскую пену, в камень, в глину, В высоком небе голубином Безудержным дождем пролиться. АНТИЧНОСТЬ Обходит Патмос стороной гроза, жужжит веретено в руках у Клото, к Прокриде возвращается Кефал, танцует Дафна и поводит бровью Зевс-громовержец, наблюдая за укромной заводью, где стрелами Эрота сраженный фавн в тени прибрежных скал и нимфа занимаются любовью. Что прячут небеса, и что лежит на дне морей, неведомо богам, а смертным и подавно. Века и годы проплывают плавно. А истина, как водится, в вине, в мерцанье звезд, в стремленье к новизне природы и в телодвиженьях фавна. СЛОВО Зияла пустота окрест и хаос В смятенных душах властвовал вначале. Из года в год так было и казалось - Так будет вечно. Небеса молчали. Молчали, прячась, улицы во мгле Вечерних сумерек, и сгорбленные ели Чернели на заснеженной земле, И с неба хлопья мокрые летели. Впотьмах искали путники ночлег Еще не зная, что уже готова Вселенная свой совершить разбег. Все было так торжественно и ново: И в окнах свет, и падающий снег, И только после прозвучало Слово. СЦЕНА Андрею Житинкину Вот занавес поднят. Играется новая пьеса. Выходят актеры в лучах приглушенного света. Почтенная публика будет следить с интересом За сменой явлений и за развитьем сюжета. Слой грима и ярко раскрашенный мир декораций. На этих подмостках мы все, пусть немного, артисты. Запутана фабула, так нелегко разобраться, В чем замысел драмы и кто здесь главный герой, кто статисты. Шуты и монахи, злодеи и клоуны в масках. Любовные страсти, наветы, интриги, измены. И вот - кульминация, скоро наступит развязка. Актеры, сыгравшие роль, постепенно уходят со сцены. Над темным партером плывущие звуки оркестра. Души замиранье, дыханье притихшего зала. И все, что случится в последней картине, примерно известно, Но занавес поднят, и нужно дождаться финала. ИСКУССТВО Александру Домогарову В восторге, стиснуты до хруста, Кипят и рукоплещут ложи. Смешной паяц, твое искусство, Так на безумие похоже. Когда толпа ревет, ревнует, Беснуется и ждет развязки, Поэт над рифмами колдует, Художник смешивает краски. И в темной глубине сознанья, Из хаоса воображенья, Рождается звезды мерцанье, Где все - любовь и вдохновенье. ИМПРЕССИОНИЗМ Как на полотнах импрессионистов, Прозрачен день. Игрой теней и света Опальный август завершает лето, И ветер по-осеннему неистов. Дождем умыты скверы и бульвары, Особняков чугунные ограды, Где красками Моне и Ренуара Расписаны ажурные фасады. Где воробьев шальное вольтерьянство: Браниться, хорохорясь и хмелея. Где звонкое наполнено пространство Пейзажами Сезанна и Сислея+ Бродить до сумерек по набережным сонным, Трястись в вагоне позднего трамвая, Восторженным, смиренным, ослепленным, От боли и любви изнемогая. * * * Пейзаж в окне. Кусочек неба в раме. Часть улицы. Неспешного трамвая По кругу непрерывное движенье. Садящееся солнце за домами И в небе потерявшиеся птицы. В открывшейся для взора панораме Нет ничего достойного вниманья Художника. И день, что длится Почти прочитан и тоска такая, Что можно б было умереть, но знанье, Того, чему, пока что, нет названья, Приковывает к окнам взгляд, где тени, Темнеющих домов и сок растений, И стаи птиц исполненных отваги, Стремящиеся в высь - всего лишь звенья Одной цепи, и ты, в оцепененье, Прислушиваясь и напрягая зренье, Глядишь в окно, рисуя на бумаге: Пустое небо. Силуэт трамвая. Пространство улиц. Двор. Кусты сирени. Садящееся солнце за домами. И голубей НА СТАРЕНЬКОМ ФОТО... На стареньком фото, где вдаль мы Глядим так влюблено и нежно, Где рыжее солнце и пальмы, И синее море безбрежно. Где небо, в сиреневой дымке, Является частью пейзажа, Где ветер сдувает песчинки С горячего желтого пляжа. Где море лениво играет Волной бирюзового цвета, Где сердце печали не знает И вечное, вечное лето. Где ловит стремительный парус Соленого ветра порывы, На фото, где мы, улыбаясь, Мечтаем. Где мы еще живы. * * * Из каменных сот, где душно и жарко как в пекле, двигаясь в мыле, в пене, дойти до ворот городского парка, чтобы часами бродить без цели среди, давно не дающих тени, деревьев стоящих на карауле, что ветви расправить едва успели, чьи листья опали еще в июле. И дальше, в бреду, в забытьи, в запале, идти, задыхаясь от гари и пыли, где небо, как лист раскаленной стали, висит над домами. Дома оплыли как свечи из воска, из стеарина, пожухли почти неприметно для глаза. Идти по земле и твердеющей глине, приобретающей свойства алмаза, железобетона. Где птичьи стаи, напоминающие Эриний, клюют хлебный мякиш. Идти, наблюдая за четкостью и непрерывностью линий, что делят надвое свет и тени в наступающих сумерках, проводящих по небу, деревьям, кустам сирени, черту между прошлым и настоящим. ДЕНЬ Ветер ставни трепал и гремели всю ночь водостоки Дождь хлестал словно плетью по стеклам карнизам и крышам Все утихло вдали облака поднимаются выше Высыхает асфальт занимается день на востоке Шумно лязгает цепью тяжелый вращается ворот Продирает глаза просыпается каменный город Из рассеянной тьмы проступают деревья и зданья Фонари и дома принимают свои очертанья Просыпаются жители города сна разрывая объятья Из постелей встают надевают костюмы и платья В ванных комнатах долго стоят ловят воду горстями Бутерброды на завтрак жуют пополам с новостями Обжигаясь пьют чай или кофе и усмиряя зевоту Торопливо выходят за дверь и идут на работу В отражении мутных витрин преломляясь дрожат силуэты Едут в душных вагонах метро читают газеты Разбегаются сходятся движутся в тесном потоке Поднимается пар от земли занимается день на востоке Там на небе взошедшее солнце дымится оплавленной пулей Просыпается город гудит потревоженный улей Из предместий из спальных районов с задворок с окраин Громыхают звенят приближаясь грохочут трамваи Мимо тысячи автомобилей проносятся с воем Народившийся день как гнойник наливается зноем Он шагает по улицам в копоти в краске в побелке По бульварам кипящим вращая секундные стрелки Увлекая прохожих в толпе в кутерьме в круговерти Обреченно крутиться волчком от рожденья до смерти В переулках кривых пустырями глухими дворами Заблудившийся в прах затерявшийся между домами Где на вымытых окнах цветы резеды и герани Где вся жизнь на ладони вся жизнь как в кино на экране Ты проходишь вернувшись сюда после долгой разлуки Узнавая знакомые с детства предметы и звуки Ты идешь память прожитых лет собирая по крохам По тропинке заросшей крапивой и чертополохом Здесь особенный воздух свободы и запах особый Пахнет пылью духами бензином ванилью и сдобой Пахнет липами солнцем кустами цветущей сирени Приближается полдень короче становятся тени Воробьи пролетают над крышами и повсеместно Разливается солнце и падает с неба отвесно Пузырится белье на ветру словно парус на рее Беспощадное время бежит все быстрей и быстрее Все смешалось в погоне и спешке в толкучке и давке Поликлиники церкви пивные ларьки бакалейные лавки Тротуары киоски мосты казино рестораны Голубятни аптеки театры бульвары фонтаны Светофоры проспекты пассажи троллейбусы скверы Бани дворники дети собаки милиционеры Ателье магазины вокзалы музеи афиши На фасадах домов раскаленные стены и крыши Вечереет чуть тлеет асфальт словно поле сраженья Бесконечный поток тормозит замедляет движенье Еще несколько тактов и стихнет вот-вот уже скоро Шевелящийся шумный большой муравейник Содом и Гоморра День подводит черту неизбежной полоской заката Бьют на башне часы завершается круг циферблата Разливается в воздухе сырость и запах карболки Начинается дождь разбивается взгляд на осколки Это время дробится На вехи эпохи и миги Этот день лишь страница Еще не дописанной книги